Я вышел. Настроение было препаршивое.

Вокруг стадиона заметно прибыло и торгующих, и покупателей. Я долго пробирался в толпе, прежде чем отыскал своего работодателя. Он не стал меня ругать за невнимательность, сказал только: «Не боись, отыграемся. Я уже одну пару толкнул», – и поставил в строй спиной к себе.

Соседи по ряду спросили, какой штраф я заплатил. Узнав, что пятнадцать, сказали: значит, залупался. Мог бы и пятью «штуками» отделаться.

Терять было нечего, надо хотя бы вернуть другу деньги, и я закричал еще энергичнее: «Настоящий «Рибок»! Цены снижены! Настоящая кожа!»

Андрей подсказал: «Держи кроссовку «лейблом» к покупателям и помахивай ею. Это ж психология – даже кошка на движущийся предмет прыгает».

И тут же клюнуло. Покупатель придирчиво осмотрел обувку, ощупал, потом померил. И отсчитал восемнадцать тыщ, не торгуясь.

Удача ходит косяками. Подле меня остановился юноша, стал рассматривать кроссовку. Видно было, что ему и хочется, и колется. Он мерил, потом мял в руках, нюхал, снова мерил… Я обхаживал его, словно сына, постелил для него на асфальт газетку. Грубо льстил, расхваливая товар, и сулил сексуальных побед благодаря обновке… Куда там до меня любому лавочнику с Брайтон-Бич! Долг Андрею придавал вдохновения. Наконец юноша сделал попытку поторговаться, я сразу уступил полтыщи, и он наконец-то отсчитал деньги.

Нескончаемой чередой двигались мимо покупатели. Внимательно вглядывались в товар, что без всякой системы предлагался тут. По левую руку от меня раздраженная чем-то дамочка продавала плащ. Уверяла всех, что американский. Справа торговали китайскими комбинезончиками: жена демонстрировала вещи, а муж служил вешалкой и дозорным на случай милиции. Двое парнишек с едва проклюнувшимися усиками сбывали футболки. «Бельгия! Бельгия!» – кричали они лживыми голосами.

Андрей продал еще пару, толкнул меня:

– Мы уже в плюсе!

– Помнишь преферансную примету? Не считай висты, пока «пуля» не закрыта.

– И впрямь, не сглазить бы…

Сглазил! Очередная облава, и вот уже милиционер схватил Андрюху за локоть и влечет через толпу к автобусу.

Черт, вот напасть! Это я ему, что ли, несчастье приношу?

Жарило солнце, хотелось пить, и шершавый язык безо всякого вдохновения ворочался, присыхая к небу: «Настоящая кожа – для настоящих мужчин…»

4

Второй специалист, с которым я встретился, – доктор экономических наук, профессор, заведующая сектором Института экономики РАН Инга Сергеевна Маслова.

– Итак, Инга Сергеевна, около четырех миллионов россиян торгуют на улицах, еще примерно двенадцать миллионов подрабатывают каким-то иным способом. Отчего это явление, на ваш взгляд, возникло?

– Ответ лежит на поверхности. Зарплаты не хватает, чтобы воспроизводить рабочую силу. Невозможно жить на уровне, который был привычным. Где только подворачивается работа, человек ее хватает. И дальше будет хуже, потому что кончаются запасы, купленные еще по прежним ценам, изнашиваются предметы длительного пользования: постельное белье, мебель, холодильники, одежда, телевизоры…

– Есть ли что-то положительное в этом явлении – вторичной занятости?

– Мы сейчас наблюдаем «эффект разрушенного зоопарка»: раньше все жили по клеткам, и кому-то клали в кормушку мясо, кому-то – пшено. Теперь действует «закон джунглей»: ест тот, кто сильнее, энергичнее, изобретательнее. Сказав «а» – рынок, надо говорить и «бэ» – конкуренция. Нужны самые разнообразные ее формы: и между производителями, и между людьми – за рабочие места, и между предпринимателями – за рабочую силу… Вторичная занятость способствует конкуренции. Моя дача – рядом с заводскими, я часто с рабочими беседую. Они не отказываются ни от какого дела. Нужно спилить дерево – найдете вальщика. Надо заготовить дрова – пожалуйста… Но и оборотная сторона у этого явления есть. Люди изнашиваются, меньше уделяют внимания самообразованию, творчеству, которое было привычно для россиян. Не читают, не ходят в театры, музеи… Меняется отношение к основной работе. Люди панически бросаются в полутеневую экономику. Работают плохо и здесь, и там. Стремятся надуть, прикрываясь тем, что везде платят мало. А рынок немыслим с таким безответственным отношением к делу. Такая ситуация, как у нас теперь, характерна лишь для инфляционной, кризисной экономики. Пышно расцвел индивидуальный эгоизм, рассчитывающий не на созидание, а на перераспределение.

5

Жара. Толпа. Покупатели текут мимо черепашьим шагом, протискиваясь меж рядами продавцов. Попить негде. Да и не отойдешь: коллеги сомкнутся, назад не пустят. Уже четыре часа торгуем, и хорошо, если не в убытке окажемся… Что же Андрюхи так долго нет? Вот он! Пробирается сквозь толпу.

– Ну, сколько слупили?

– Ни-че-го!

– Как это?

– Я говорю сержанту: начальник, бомба в одну воронку два раза не попадает – вы ж моего напарника брали. Фамилию твою называю, лицо твое описываю… Он смотрит: да, был такой, с кроссовками, штраф платил… Ладно, мне говорит, ступай… Хороший человек.

Уже веселее. Но все равно стоять на этом солнцепеке. А каково в дождь? В слякоть? Зимой? Кваску бы…

И тут приходит мое спасение – в лице оптовика Марса из Казани. Они коротко торгуются с Андреем, и татарин покупает все оставшиеся десять пар по шестнадцать тысяч каждую. Мы отходим в чахлый скверик, где спят, питаются и справляют малую нужду продавцы и покупатели. Марс деловито отсчитывает 160 тысяч и почти не глядя бросает в свою немыслимых размеров торбу кроссовки. Все ушли, все: и с плохой строчкой, и заляпанные клеем, и непарные! Привет, казанские потребители! Я еле сдерживаюсь, так мне хочется запрыгать.

Когда Марс удаляется со своим гигантским саквояжем матрацной расцветки, Андрей достает из набрюшной сумки деньги, калькулятор и считает барыши. Выясняется, что мы заработали, с учетом милицейской мзды, по 13 200 рублей на брата. Неслабо…

– Если меньше 20 тыщ на каждого – неудачный день. Больше 30 – очень удачный, – резюмирует капитан. – Эх, если б не менты!.. Ну, ничего.

И он идет менять вырученное на доллары. Его мечта – купить машину. Подержанную, естественно. О новой он не помышляет.

После я угощаю работодателя пивом. Мы располагаемся в запыленном и загаженном сквере у метро. Настроение – как после сданного «на халяву» экзамена. И шальные деньги не задерживаются в кармане.

Идет неспешный разговор.

– Я рассчитывал к лету майора получить – не дали.

– Расстроился?

– Я больше расстраиваюсь при мысли, что скоро кроссовки кончатся. Чем тогда торговать?

– Где вы их взяли-то?

– Какой-то приятель майора Кузьмича в Калуге на складе держит. Вообще удивительно: не очень знакомому человеку дали под честное слово сто пар – больше чем на миллион… А потом мы те сто продали, деньги отдали – еще взяли… Жаль, уже остатки подгребаем.